Прошло уже четыре дня охоты, а кабана добыть никак не получалось. Зверь словно чувствовал опасность и постоянно менял место жировки. Оставался последний вечер и нужно было возвращаться домой. Часы показывали 18.00. Я стоял у дороги на краю овсяного поля, как вдруг услышал гул приближающегося УАЗа. Машина охотоведа подъехала и остановилась. Открыв дверь, Николаевич обрадовано сказал:
- Думал не успею! Звонил тезке - он рассказал про твои дела. Вернее, про их полное отсутствие! Прыгай в машину; отвезу тебя в одно место.
Я с радостью залез в машину, и мы покатили, с грохотом подпрыгивая на ухабах и оставляя за собой столб пыли. Мы проехали несколько сот метров, потом свернули с дороги и по еле заметной колее в поле продолжили свой путь в сторону леса.
Мы остановились на середине поля, заросшего бурьяном. Николаевич открыл дверцу и, встав на порог, стал показывать, куда мне нужно будет идти. Пожелав ни пуха - ни пера, он умчался в обратном направлении.
Когда гул уехавшей машины стих, я закинул карабин на плечо и тихо пошел в сторону высокой разлапистой березы, что стояла у края леса. По словам Николаевича, на ней находился лабаз, на котором мне и предстояло охотиться сегодняшний вечер. Дойдя до березы, я забрался по привязанным перилам до доски, вставленной в распор ветвей и такой же под ноги. Я сел, снял с карабина ремень и, положив его на колени, принялся ждать...
Береза, на которой я сидел, находилась на краю овсяного поля и была огромных размеров. Всюду были видны тропы, ведущие из леса в поле, а также укатанный медведем овес и жировки кабанов
.
Первой появилась лиса! Она прошла мимо и начала мышковать, делая забавные прыжки. Вскоре она насторожилась, потом сделала огромный прыжок, придавила мышь лапами и тут же захрустела своей добычей. Но вот она насторожилась и посмотрела в мою сторону. Мне показалось это странным, потому что слышать она меня не могла; сидел я неподвижно. Пока я размышлял, за моей спиной раздался шорох.
Какой - то зверь осторожно приближался к полю. Я решил подготовиться к появлению зверя и поднял карабин. Толстый барсук, важно переваливаясь с боку на бок, медленно вышел полакомиться овсом.
Примерно, через тридцать минут с противоположной стороны поля в глубине леса раздался треск сломанной ветки. Барсук настороженно принюхался и недовольно побрел туда, откуда появился. Теперь треск повторился у самого края поля! Осторожный зверь замер, вероятно, для того, чтобы оценить обстановку.
Сердце моё сильно колотилось и мне казалось, что его слышит весь лес. Стояла неестественная тишина, но я чувствовал, что зверь здесь! Прижав приклад к плечу, я смотрел в окуляр нового "люпольда" и терпеливо ждал выхода зверя.
Вдруг зашелестела трава и в то же мгновение в поле выкатилось шесть. Словно маленькие комбайны, они принялись стричь овес, оставляя после себя тонкие борозды. Еще через минуту вышла свинья и убедившись, что вокруг спокойно, стала пастись с поросятами.
На «свиномамке» лет четырёх и весом сто двадцать килограмм была лоснящаяся густая черная щетина. В лучах заходящего солнца мне доставляло огромное удовольствие наблюдать за сильным и осторожным зверем. Наблюдая эту картину, я не сразу заметил ещё одного кабана, который прятался в высокой траве и не спешил выходить. Прошло минут десять, прежде чем зверь вышел в овсяное поле вслед за кабаньей семьёй.
Кабан осторожно двигался вдоль поля по высокой траве с долгими остановками и, наконец, вышел в восьмидесяти метрах от меня.
Это была «Годзилла» кабаньего племени! Седая длинная щетина покрывала огромное горбатое тело и длинное рыло. Всё это вызывало неподдельный трепет перед грозным зверем! Настоящий вепрь! Правда, женского рода! Не знаю, сколько ей было лет, но размерами она была раза в три больше, чем первая мамаша! И на вид в ней было не меньше трехсот килограмм!
Я заворожено наблюдал за всей семейкой; поросята уплетали, как будто это последний день в их жизни, мамаша обкусывала овсяные метелки и изредка прислушивалась вокруг, переставая жевать. Бабуля же постоянно поднимала мощную голову и всё время прислушивалась к каждому шороху, вертя огромными, седыми ушами, словно локаторами.
Как я жалел, что не взял с собой видеокамеру!
И тут я понял, что слышу недалеко от себя ещё чьё-то; справа от меня стоял медведь и смотрел в сторону поля. Ветер был от кабанов, и он их точно учуял! В тот же миг медведь рванул в их сторону и с грозным рыком погнал кабанов в лес.
Весь звериный табун скрылся с глаз, но медвежье рычание и треск ломаемых им веток были отчетливо слышны в сумеречном лесу. Когда хозяин убедился, что прогнал «нахлебников» со своего поля, то вышел на овес, по ходу обсасывая метелки. Он встал на задние лапы, огляделся и, не увидев ничего подозрительного, сел и принялся ужинать.
Миша был хорош! Но лицензии на медвежью охоту у меня не было, так что оставалось только любоваться! Уже стемнело, но полная луна, словно мощный фонарь, освещала медведя, продолжавшего жировать.
В 23.00 на край поля медленно вышел секач, шумно втягивая воздух. Я включил светящуюся точку и начал смотреть в прицел ожидая, когда кабан выйдет из темноты на освещенную луной границу поля.
Зато медведь ждать не стал. Он поднялся на задние лапы, недовольно втянул воздух, потом резко выдохнул и, приземлившись на передние, рванул в сторону секача. Прорычав у края леса, медведь медленно побрел в мою сторону, недовольно сопя себе под нос. Когда до меня дошло, что охота на сегодня кончилась, я в сердцах крикнул:
- Ну что же ты, делаешь гад!
Медведь спокойно шёл, а потом в несколько прыжков пересек поле и мгновенно исчез в лесу. У меня возникла мысль, а почему я сразу не прогнал медведя? Наверно, не каждый раз удается вот так увидеть своими глазами жизнь лесных обитателей в естественных условиях.
А как же инстинкт добытчика? Он что, отошел на второй план? Не знаю. Но ни о чём не жалею до сих пор! А в уголке своей памяти у меня остались красочные воспоминания об этой все же состоявшейся охоте, и я с улыбкой переживаю ее снова вместе с вами!
Дмитрий Васильев
(фото автора)
